— Нет, всё в порядке.
— А почему останавливаешься через каждый десяток шагов?
— Ээээ... Хм. Извини, больше не буду. Мы успеваем?
— Да, но... Лучше всё-таки не останавливаться.
— Как скажешь. Я просто задумался, не волнуйся.
Агата недоверчиво нахмурилась, но больше понукать не стала, хотя это следовало бы продолжать делать, причём, с большей жёсткостью: молодой человек, с завидной регулярностью застывающий столбом посреди тротуара, не лучший спутник для девушки. Мне самому мои чудачества привычны и не принесут неприятностей, но бросать тень странности на спутницу невежливо.
И всё же не могу не вспоминать о случившемся. Когда в последний раз кто-то так думал в моём присутствии? Когда хоть кто-нибудь думал только для меня?
Это поразительное ощущение, к сожалению или к счастью, непонятное нормальным людям, свободным от сверхъестественных талантов. Три потока мыслей, не прекращающих своё движение ни на секунду. Три потока, из которых более-менее ясно можно прочитать только один, поверхностный, но двое других, оставшиеся нерасшифрованными, всё равно присутствуют, создавая... Те, кто «слушает» чужие сознания, называют этот эффект эхом, я вижу влияние глубинных потоков, как размытые контуры. Бесформенные ореолы, окаймляющие информацию первого потока, могут быть ярче или незаметнее, но присутствуют всегда. Почти всегда. За исключением тех редких случаев, когда ваш собеседник думает только о вас.
В среде медиумов существует убеждение, что отсутствие «эха» — явный показатель заинтересованности. А когда мы в ком-то заинтересованы, как это обычно называется? Да, именно любовь. Я читал «чистый» верхний поток всего несколько раз после того, как стал сьюпом, и очень непродолжительное время. Примерно по нескольку минут, не больше, в исполнении моей матери и, как ни странно, Макса.
Помню, меня тогда удивила, можно сказать, ошарашила неожиданная чёткость и резкость ощущений, но лишь много позже, после разговоров с матёрыми медиумами мне стало понятно, что происходило на самом деле. Понятно и обидно, ведь в материнской любви я не сомневался ни мгновения своей жизни, научная любовь доктора Лювига к подопытному животному в моём лице тоже была очевидна без специальных подтверждений, но хотелось-то другого... Хотелось кристальной ясности в отношениях с женщинами, не связанными со мной родственными узами.
Не могу сказать, что нарочно искал любви, но каждый раз, глядя в женские глаза, подсознательно надеялся. И каждый раз разочаровывался. До сегодняшнего дня.
Хотя, глаз она мне так и не показала, спрятала за стёклами очков, словно стесняясь опухших век. Кокетничала? Ни капельки. Думая обо мне, она не отвлекала мысли ни на что больше. Я её заинтересовал? Да. И как только ухитрился, ума не приложу...
— Нам сюда, — потянула меня за рукав Агата.
— Да, вижу. Спасибо.
Ну вот, снова отвлёкся самым неподобающим образом, а сейчас этого делать нельзя, потому что по аллее, ведущей к парадному крыльцу особняка, движение машин едва ли не напряжённее, чем на улице.
В центральной части города я бываю довольно редко, обычно ограничиваясь прогулкой от метро до салона. Во время работы в полиции дежурить приходилось в других районах, университет тоже находится в стороне от старинных кварталов, так что, могу считать, что нахожусь на непроизвольной экскурсии по неизвестным мне, но примечательным местам города.
Кто бы мог подумать, что рядом с Центральным проспектом, в плотном ряду домов взгляду вдруг откроется настоящий оазис? Парк можно назвать регулярным, а сам особняк с тремя нехарактерно высокими для современной архитектуры этажами, наверняка, раньше принадлежал какому-нибудь герцогу, графу или барону. Колонны на входе, из огромных окон льётся свет люстр с десятками ламп, стилизованных под свечи... Музей, да и только. Жить в таком здании, по моему личному мнению, неуютно и непрактично, а вот проводить общественные мероприятия вполне уместно. Ага, табличка на стене гласит: «Дом собраний». Значит, благотворители арендовали его на сегодняшний вечер? Любопытно, во сколько им это обошлось? Хотя, ради благополучия ройменбургских школ магистрат мог сделать весьма приличную скидку... Хм. Но вот тратить городскую казну на огромный штат обслуживающего персонала никто бы не согласился, а одних только швейцаров у дверей — человек пять, не считая мелких брызг в виде юношей, отгоняющих машины гостей на стоянку.
— Шикарно, ничего не скажешь.
— Да пойдём же, — ускорила шаг Агата, увлекая меня за собой. — Мне нужно успеть увидеться с директрисой до начала собрания, иначе получу выговор: это ведь официальная встреча, а не развлечение.
— Ты должна выступать с речью?
— Нет, только присутствовать. Правда, мама сказала, что это большая честь и ответственность для меня, как представителя ученического совета... Только, наверное, зря меня наряжали: всё равно буду чем-то вроде мебели.
— А почему мебель не должна радовать глаз? И кроме того, мама совершенно права. Просто так, тем более, случайных людей на такие сборища не приглашают.
— Но мне и слова не дадут сказать!
— Зато ты сможешь слушать. И наверняка услышишь много интересного. По крайней мере, узнаешь, что за человек твоя директриса.
— А как? — заинтересованно спросила Агата.
— Очень просто. Понаблюдай за ней. Ты же знаешь, как она ведёт себя в школе с учениками и учителями, то есть, теми, кто от неё зависит? А теперь увидишь её общение с теми, от кого зависит она. Поверь, это весьма увлекательное и познавательное зрелище.